Сдаётся внаём

От чресл враждебных родилась чета,

Любившая наперекор звездам.

Шекспир, «Ромео и Джульетта».

Двенадцатого мая 1920 года Сомс Форсайт вышел из подъезда своей гостиницы, Найтсбридж-отеля, с намеренном посетить выставку в картинной галерее на Корк-стрит и заглянуть в будущее.

Он шел пешком, Со времени войны он, по мере возможности, — избегал такси, Шоферы, на его взгляд, были отъявленные невежи, хотя теперь, когда война закончилась и предложение труда снова начало превышать спрос, они становились почтительней согласно законам человеческой природы.

Но Сомс им так и не простил: в глубине души он отождествлял их с мрачными тенями прошлого, а ныне Смутно, как все представители его класса, — с революцией.

Сильные волнения, перенесенные им во время войны, и еще более сильные волнения, коим подвергло — его заключение мира, не прошли без психологических последствий для его упрямой натуры.

Он столько раз в мыслях переживал разорение, что перестал верить в его реальную возможность.

Чего же еще ждать, если и так приходится платить четыре тысячи в год подоходного и чрезвычайного налога!

Состояние в четверть миллиона, обремененное только женой и единственной дочерью и разнообразно обеспеченное, представляло существенную гарантию даже против такого «нелепого новшества», как налог на капитал.

Что же касается конфискации военных прибылей, то ей Сомс всецело сочувствовал — сам он таковых не имел. «Прощелыги! Так им и надо», говорил он о тех, кто нажился на войне.

На картины между тем цены даже поднялись, и с начала войны дела с коллекцией шли у него все лучше и лучше.

Налеты цеппелинов также подействовали благотворно на человека, по природе осторожного, и укрепили и без того упорный характер.

Возможность в любую минуту взлететь на воздух приучала относиться более спокойно к взрывам небольших снарядов в виде всяческих обложений и налогов, а привычка ругать немцев за бессовестность естественно перерождалась в привычку ругать тредюнионы — если не открыто, то в тайниках души.

Он шел пешком.

Торопиться было некуда, так как они условились с Флер встретиться в галерее в четыре, а сейчас было только половина третьего.