Самоубийство

Самоубийство, милостивые государи… это, видите ли, как кто смотрит. Очень может быть, что бывают такие случаи, когда необходимо избавить мир от своего гнусного существования. И тогда человек уходит спокойно, вежливо, никого не обременяя своими похоронами. Но бывает и так, что человек кокетничает перед смертью. Подносит револьвер к виску, к сердцу и в то же время глядится в зеркало, полузакрывая глаза. И воображает: какое потрясающее впечатление произведет он, когда будет мертвым!..

И бывают такие случаи, что люди не разбираются между любовью и смертью и, как Панурговы бараны, пошли скакать через борт.

Меня часто удивляло: почему они (самоубийцы) прибегают к такому гнусному средству самоубийства, как отравление серной кислотой, нашатырем, уксусной эссенцией, окисью углерода и карболкой?! Захватило горло… нечем дышать… и человек корчится шестьдесят часов подряд, ловя воздух, как рыба, выброшенная на берег… Вешаться тоже ужасно. Петля… мыло… необходимость вышвырнуть из-под себя скамейку… несколько секунд изображать собою качающийся маятник, – конечно, я не верю, что это сладкая смерть!..

Итак, я решился прибегнуть к пистолету… Правда: я не знал разницы между пистолетом и револьвером. Хитрыми путями, у аптекарского помощника Шперовича я добыл на время револьвер для партийных целей…

Тут я забыл сказать, что причиною моего самоубийства было то обстоятельство, что Юленька, обещав мне в Сокольниках, на кругу, третью кадриль по назначению, – вдруг изменила мне и танцевала эту кадриль с акцизным надзирателем Покорни!..

Все было готово для моей смерти… Несколько разя заряжал и разряжал револьвер, щелкая курком… Все было в порядке: смерть приближалась ко мне медленными, холодными шагами…

О, если бы вы знали, как мне было жалко себя!.. Подумайте: молодая жизнь, красота… огонь… вдохновение – идут в ту страну, откуда нет возврата!..

«Пушкин тоже умер от пули!..» – вспомнил я, и мне сделалось легче… Мимо ходили крашеные женщины… Зачем?.. И они умрут когда-нибудь… но я – раньше!.. Поплакал. Подождав еще немножко, стал мечтать… Мечтал о том, что какая-нибудь старушка или добродетельный банкир подойдут и вдруг спросят:

«Пушкин тоже умер от пули!..» – вспомнил я, и мне сделалось легче… Мимо ходили крашеные женщины… Зачем?.. И они умрут когда-нибудь… но я – раньше!.. Поплакал. Подождав еще немножко, стал мечтать… Мечтал о том, что какая-нибудь старушка или добродетельный банкир подойдут и вдруг спросят:

– О чем вы грустите, молодой человек?..

Но, как всегда бывает в жизни, когда тебе не нужны старушки и банкиры, они лезут к тебе, как мошкара, а когда нужно – их нет!.. Эта аксиома как нельзя лучше на мне оправдалась.

Нужно ли прибавлять к тому, что я рассказал, что мне было в это время восемнадцать лет?.. Великолепный возраст, когда презираешь родителей и уважаешь сверстника, у которого уже пробиваются усы!..

В то время я увлекался морским спортом, хотя никогда не видал моря. Я сообразил, что алтарь Страстного монастыря должен выходить на восток… Стало быть – Тверская, идущая к Триумфальным воротам, ведет на север… Я взял румб NО и, конечно, в конце концов по этому румбу и ошвартовался в каком-то грязном кабачке где был длинный коридор и налево – номера, вроде стойл… Подошел услужающий. Белая рубашка, белые штаны, розовый поясок на животе, и за пояском кошелек и гребешок…

– Чем прикажете служить, ваше сиятельство?

Нечего говорить о том, что я хотел написать предсмертную записку, и поэтому сказал небрежно:

– Дайте перо, чернила, бумагу!..

– Что-нибудь закусить?.. – ласково спросил он, раскрывая прейскурант. – Или из напитков что прикажете?

– Да, и из напитков… что-нибудь!..

– Коньячку-с?.. – спросил он еще более лукавым тоном.

– Ну, да… хоть коньячку!..

– Четвертиночку?.. полбутылочки?.. бутылочку?.. – выпалил он московской скороговоркой…

Мне было все равно: ведь я был самоубийца, и поэтому ответил свысока:

– Ах, бутылка… полбутылки!.. Давайте скорей и… и уходите!..

Но вдруг этот белобрысый, весь в веснушках, расторопный ярославец нагнулся ко мне и серьезно спросил:

– А пистолет?.. Собственный?.. Или от хозяина прикажете?..

Мерзавец!.. Каким образом он проник в мои мысли, я до сих пор не понимаю!.. Я знаю только, что его звали Афанасий, и каждое утро и вечер, вспоминая в молитвах моих живых и усопших друзей, я шепчу, правда в конце, имя… раба Афанасия!..