Ньярлатхотеп

Ньярлатхотеп... Крадущийся хаос...

Я — последний...

Я скажу внимающей пустоте...

Я не помню точно, когда это началось, но с тех пор прошли месяцы.

Общее напряжение было ужасно.

Череда политических и общественных потрясений сопровождалась странным и тягостным предчувствием жуткой физической опасности, опасности масштабной и всеохватывающей, какую можно вообразить себе только в ужаснейших ночных кошмарах.

Я вспоминаю, как люди ходили с бледными и встревоженными лицами, шепча предупреждения и пророчества, которые никто не осмеливался сознательно повторять или признаться самому себе, что слышал их.

Ощущение чудовищной вины нависало над землей, и из бездн между звездами сквозили холодные потоки, от которых людей била дрожь в темных и пустынных местах.

Наблюдалось демоническое искажение последовательности времен года — осенняя жара устрашающе затянулась, и все чувствовали, что наш мир, и, быть может, вся Вселенная перешли из-под контроля известных богов или сил к богам или силам, которые были неведомы.

И тогда из Египта вышел Ньярлатхотеп.

Никто не мог сказать, кто он, но он был древних туземных кровей и выглядел как фараон.

Феллахи падали на колени, увидев его, хотя не могли объяснить, почему.

Он говорил, что восстал из мрака двадцати семи веков и слышал вести из мест, лежащих за пределами этой планеты.

Смуглый, стройный и зловещий, Ньярлатхотеп пришел в цивилизованные земли, постоянно покупая странные приборы из стекла и металла и собирая из них приборы еще более странные.

Он много говорил о науках — об электричестве и психологии — и демонстрировал способности, от которых видевшие его теряли дар речи и благодаря которым слава его разрослась непомерно.

Люди советовали друг другу увидеть Ньярлатхотепа и трепетали.

И куда бы ни приходил Ньярлатхотеп, покой исчезал там; ибо предрассветную тишину разрывали крики ужаса.

Никогда еще крики ужаса не представляли собой такой проблемы для общества; теперь мудрецы почти жалели, что не могут запретить людям спать в предрассветные часы, чтобы вопли городов не так сильно терзали бледную, жалостливую луну, тускло освещавшую зеленые воды под мостами и старые шпили, крошившиеся о блеклое небо.