Межзвёздный скиталец

С раннего детства во мне жило сознание бытия иных мест и времен.

Я чувствовал присутствие в себе иного "я". И верьте мне, мой грядущий читатель, это бывало и с вами!

Оглянитесь на свое детство — и ощущение инобытия, о котором я говорю, вспомнится вам как опыт вашего детства.

Вы тогда еще не определились, не выкристаллизовались, вы были пластичны, вы были — душа в движении, сознание и тождество в процессе формирования, — да, формирования и... забывания.

Вы многое забыли, читатель; но все же, читая эти строки, вы смутно припомните туманные перспективы иных времен и мест, в которые заглядывал ваш детский глаз.

Теперь они вам кажутся грезами, снами.

Но если это были сны, привидевшиеся вам в ту пору, — откуда, в таком случае, их вещественность?

Наши грезы уродливо складываются из вещей, знакомых нам.

Материал самых бесспорных наших снов — это материал нашего опыта.

Ребенком, совсем крохотным ребенком, вы в грезах падали с громадных высот; вам снилось, что вы летаете по воздуху, вас пугали ползающие пауки и слизистые многоножки, вы слышали иные голоса, видели иные лица, ныне кошмарно знакомые вам, и любовались восходами и закатами солнц иных, чем известные вам ныне.

Так вот, эти детские грезы принадлежат иному миру, иной жизни, относятся к вещам, которых вы никогда не видели в нынешнем вашем мире и в нынешней вашей жизни.

Но где же?

В другой жизни?

В других мирах?

Когда вы прочтете все, что я здесь описываю, вы, может быть, получите ответ на недоуменные вопросы, которые я перед вами поставил и которые вы сами ставили себе еще до того, как читали эту книгу.

Вордсворт знал эту тайну.

Он был не ясновидящий, не пророк, а самый обыкновенный человек, как вы, как всякий другой.

То, что знал он, знаете вы, знает всякий.

Но он необычайно талантливо выразил это в своей фразе, начинающейся словами:

"Не в полной наготе, не в полноте забвенья..."

Поистине тени тюрьмы окружают нас, новорожденных, и слишком скоро мы забываем!

И все же, едва родившись, мы вспоминали иные времена и иные места.

Беспомощными младенцами, на руках старших, или ползая на четвереньках по полу, мы вновь переживали во сне свои воздушные полеты.

Да, мы познавали муки и пытку кошмарного страха перед чем-то смутным, но чудовищным.