«» in russo

– Итак, решено: ты едешь?

– Решено окончательно. Еду. Прощай.

Ратманин поднял на товарища свои красивые черные глаза. В них отразилась вся стойкая, непоколебимая натура юноши. Он помолчал немного, потом сказал:

– Ты должен мне дать слово, Студнев, навещать ее часто, часто… и сообщать мне все, что ей надо… Умоляю тебя об этом ради всего дорогого. Она ведь мне не напишет, если будет в чем-либо нуждаться, ты ее не знаешь, да, Студнев, ты не знаешь моей матери или, по крайней мере, мало ее знаешь. Это, это…

– Святая, – произнес белокурый, плотный, некрасивый юноша, Сергей Студнев, представлявший из себя полную противоположность высокому, тонкому, изящному Ратманину.

– Святая и ангел!.. – подтвердил последний и хотел прибавить еще что-то, но стук в дверь и нежный голосок за нею заставили его разом замолчать и насторожиться.

– Вот и я. К вам можно? – произнес голосок, мелодичный и звонкий, и Анна Викторовна Ратманина появилась на пороге.

Вообще, ее сын мало походил на нее. Только одни ее глаза, мечтательные, грустные и глубокие, как море, были совершенно такие же, как у ее Алексея.

Вообще, ее сын мало походил на нее. Только одни ее глаза, мечтательные, грустные и глубокие, как море, были совершенно такие же, как у ее Алексея.

– Ну, вот и я, – произнесла она, протягивая руки обоим юношам сразу и награждая сына одним из тех взглядов, который может дарить только безумно любящая своего ребенка мать. – До поезда осталось час. Я пришла посидеть в «нашем уголке», Алеша. – она любовно окинула крошечную, обставленную более чем скромно, комнатку сына.

– Вот и отлично! А я вам мешать не буду. Прощай, Алексей! Дай Бог тебе удачи и счастья в столице. До свиданья! Возвращайся скорее с громкою славою и полным карманом денег, – говорил Студнев шутливым тоном.

Товарищи обнялись.

– Помни же! Ты обещал мне позаботиться о маме! – успел шепнуть другу Ратманин.

– Да уж ладно, ладно. Буду помнить. Ты только сам-то не забывай нас – пиши почаще.

И сильно тряхнув руку товарища, Студнев вышел.

– На вокзале увидимся! – успел крикнуть он с порога.

Едва только его плотная, коренастая Фигура исчезла за дверью, как Анна Викторовна нежно и сильно обхватила кудрявую голову Алеши, прижала его к груди и прошептала с внезапно застлавшими глаза слезами:

– Милый мой! Сокровище мое! Мальчик мой единственный! Хорошо ли я делаю, что отпускаю тебя? Алеша мой! Что ты будешь там делать один без меня. Как ты устроишься? Ведь ты привык к моей заботе и ласке! Я с ума схожу, Алеша, когда подумаю о том, как ты будешь одинок в чужом большом городе.

Она хотела добавить еще что-то, но не выдержала и заплакала, опустившись на близ стоявший стул. Ратманин обхватил ее талию руками, положил ей на колени свою красивую, темнокудрую голову и заговорил взволнованным, потрясенным голосом: