«The Trimmed Lamp» in russo

Конечно, у этой проблемы есть две стороны.

Рассмотрим вторую.

Нередко приходится слышать о «продавщицах».

Но их не существует.

Есть девушки, которые работают в магазинах.

Это их профессия.

Однако с какой стати название профессии превращать в определение человека?

Будем справедливы.

Ведь мы не именуем девушек, живущих на Пятой авеню, «невестами».

Лу и Нэнси были подругами.

Они приехали в Нью-Йорк искать работы, потому что родители не могли их прокормить.

Нэнси было девятнадцать лет, Лу — двадцать.

Это были хорошенькие трудолюбивые девушки из провинции, не мечтавшие о сценической карьере.

Ангел-хранитель привел их в дешевый и приличный пансион.

Обе нашли место и начали самостоятельную жизнь.

Они остались подругами.

Разрешите теперь, по прошествии шести месяцев, познакомить вас: Назойливый Читатель — мои добрые друзья мисс Нэнси и мисс Лу.

Раскланиваясь, обратите внимание — только незаметно, — как они одеты.

Но только незаметно!

Они так же не любят, чтобы на них глазели, как дама в ложе на скачках.

Лу работает сдельно гладильщицей в ручной прачечной.

Пурпурное платье плохо сидит на ней, перо на шляпе на четыре дюйма длиннее, чем следует, но ее горностаевая муфта и горжетка стоят двадцать пять долларов, а к концу сезона собратья этих горностаев будут красоваться в витринах, снабженные ярлыками «7 долларов 98 центов».

У нее розовые щеки и блестящие голубые глаза.

По всему видно, что она вполне довольна жизнью.

Нэнси вы назовете продавщицей — по привычке.

Такого типа не существует. Но поскольку пресыщенное поколение повсюду ищет тип, ее можно назвать «типичной продавщицей».

У нее высокая прическа помпадур и корректнейшая английская блузка.

Юбка ее безупречного покроя, хотя и из дешевой материи.

Нэнси не кутается, в меха от резкого весеннего ветра, но свой короткий суконный жакет она носит с таким шиком, как будто это каракулевое манто.

Ее лицо, ее глаза, о безжалостный охотник за типами, хранят выражение, типичное для продавщицы: безмолвное, презрительное негодование попранной женственности, горькое обещание грядущей мести.

Это выражение не исчезает, даже когда она весело смеется.