«» in russo

Ночь была темная. Низкие облака закрывали небо. Под утро на фоне посеревшего неба обозначились бамбуковые заросли, а перед ними – очертания бунгало.

Перед верандой на площадке расположились, как изваяния, полуголые индусы. Первым у ступенек сидел худой и высокий старик. Его одежда состояла из набедренника и небольшого тюрбана. Это был райот (крестьянин) – арендатор Ашока. Он забрался сюда с вечера, чтобы занять первую очередь. Рядом с ним – его сосед Нанде, еще молодой индус с черными лохматыми волосами и задумчивыми грустными глазами, а дальше – Бандусар, рыжеватый, широкоплечий человек с вывороченными ноздрями широкого носа и раздвоенной губой.

В бунгало медленно и важно пробили часы. Пять… В тот же момент стеклянная дверь распахнулась, и на веранду вышли два полицейских-туземца в френче, форменной фуражке, шароварах и туфлях на босу ногу. Полицейские стали по обе стороны двери, вытянув руки по швам. Джемс любил торжественность!

Едва двери дома открылись, райоты поднялись и замерли в напряженном ожидании. Мистер Джемс явился – свежий, чисто выбритый. Своим темно-карим глазам он старался придать суровое, неумолимое выражение. Одет он был в легкий фланелевый костюм. В руке держал дымящуюся сигару. На минуту он остановился в дверях, сощурил презрительно глаза, – совсем как мистер Кент, старший коллектор, – и решительными шагами прошел к столу, стоявшему у барьера. Следом за Джемсом просеменил черный, как жук, мальчик-туземец. Он положил на стол две большие толстые книги.

Едва двери дома открылись, райоты поднялись и замерли в напряженном ожидании. Мистер Джемс явился – свежий, чисто выбритый. Своим темно-карим глазам он старался придать суровое, неумолимое выражение. Одет он был в легкий фланелевый костюм. В руке держал дымящуюся сигару. На минуту он остановился в дверях, сощурил презрительно глаза, – совсем как мистер Кент, старший коллектор, – и решительными шагами прошел к столу, стоявшему у барьера. Следом за Джемсом просеменил черный, как жук, мальчик-туземец. Он положил на стол две большие толстые книги.

Джемс раскрыл толстую книгу, на которую индусы смотрели почти с суеверным ужасом.

– Кто первый? – спросил он.

Ашока подошел к барьеру веранды (всходить на веранду туземцам было строжайше запрещено) и назвал себя.

– Ашока?.. Гм… Ашока… – бормотал Джемс, перелистывая книгу. – Так… С тебя еще не получен налог за прошлый год.

– Но в прошлом году был неурожай, – ответил Ашока дрожащим от волнения голосом.

– Поэтому тебе и дана была отсрочка. Срок прошел, и за тобой уже накопилась пеня.

– Но ведь в этом году тоже, можно сказать, неурожай.

– Об этом годе будет особый разговор. Ты не уплатил налог и за этот, и за прошлый год – и сегодня же твое имущество будет описано.

– Прошу вас, подождите, пока я сниму урожай, – Ашока низко поклонился.

– Следующий! – резко крикнул Джемс.

Ашока повел острыми плечами, как будто ему стало холодно.

– Дома ни одного коури! Подождите хоть до завтра!

– Завтра? Это последний срок.

Ашока низко поклонился, повернулся и, чтобы соблюсти приличие, медленно пошел по дорожке. Но по мере того, как он удалялся от бунгало, шаги его ускорялись. Длинные ноги старика, почти не сгибавшиеся в коленях, двигались, как ходули. Когда же он вышел на шоссе, то вдруг побежал так быстро, словно за ним гнались все дикие звери джунглей.

А перед верандой Джемса стоял уже новый проситель. Джемс очень быстро разбирал дела. Мольбы на него не действовали. Он давал отсрочку только на одни сутки, да и то лишь потому, что в этот день ему было лень заниматься описью имущества.

Все просители поступали так же, как и Ашока: получив отсрочку на один день, отходили от веранды и бежали следом за стариком.

Через час площадка опустела.

В одиночестве поработав на веранде еще с полчаса, Джемс отправился в деревню. Полицейский следовал за ним по пятам.

На полях шли работы. Завидев Джемса, райоты поворачивались к нему лицом и низко кланялись. Они не принимались за работу, пока он не проходил мимо.