«» en ruso

У раскрытого окна, выходившего в огород, где произрастали в изобилии подсолнечники, стоял пожилой человек, с реденькими седыми волосами, и набивал гильзы табаком. Он торопился, руки его тряслись. Наконец, смахнув веничком табачную пыль с сюртука, застёгнутого на все пуговицы, которые лишились уже там и сям, от долговременного употребления, обтягивавшей их материи, он накинул на себя зеленоватое пальто, сильно побелевшее на плечах, надел старомодный кашемировый цилиндр и вышел из дома. Уходя, он заметил, что солнце добралось уже до подоконника. Это означало, что скоро одиннадцать часов. Пожилой человек прибавил шагу.

Пётр Аникич – так звали пожилого человека – спешил на урок и боялся опоздать. Урок был чудесный – рубль в час – у генерала Дюкова, в единственном во всём городе аристократическом доме, дорожащем интересами просвещения. Другие обыватели, если иногда и обращались к учителю – подготовить сынишку в училище или прогимназию, то платили мало: норовили тремя рублями в месяц отделаться.

Город этот заштатный. В нём, в самом центре, шумно действуют водяные мельницы. Тут же пруд, в котором с утра до вечера купаются люди и лошади. На противоположном берегу дымят низенькие кузницы. Вообще город напоминает собою большое село.

Но в нём немало красивых домов, принадлежащих купцам, торгующим местными произведениями, каковы табак и пшеница. А на самом выезде стоит совсем уж щёгольской дом, с резными воротами, с медными сияющими бляхами у зеркальных окон, выкрашенный масляною тёмно-шоколадною краской. Пётр Аникич остановился здесь и робко позвонил.

Дубовая дверь бесшумно повернулась на петлях, и Петра Аникича встретил бойкий босой казачок, в плисовой поддёвке и синих шароварах.

– Марк Патрикиевич дома? – спросил учитель.

– Пишли в сад…

– Позови.

– Зараз…

– Подожди! А генерал дома? – понизив голос, произнёс Пётр Аникич.

Тут, несмотря на жаркий день, стояла прохлада; и от всего – от гладкого как лёд паркета, от стульев с высокими спинками, от сверкающей хрустальными подвесками люстры, веяло каким-то холодом, веяло чем-то неприветливым.

Тут, несмотря на жаркий день, стояла прохлада; и от всего – от гладкого как лёд паркета, от стульев с высокими спинками, от сверкающей хрустальными подвесками люстры, веяло каким-то холодом, веяло чем-то неприветливым.

Пётр Аникич сел.

«Маленькому» человеку особенно неприятно ожидание в большой красивой комнате, где всё тебе чуждо, и каждая вещь точно смотрит на тебя с пренебрежением. Петру Аникичу десять минут показались часом. Уж не забыли ли, что сегодня урок? Или, пожалуй, взяли другого учителя? В пятьдесят лет трудно соперничать с молодыми людьми, с приезжими студентами, семинаристами и даже с гимназистами. Пётр Аникич соображал это и задумчиво смотрел на свои потёртые пуговицы.

Раздались лёгкие шаги. Сердце учителя тревожно забилось.

Сама генеральша, пожалуй… Вдруг что-нибудь скажет этакое. «Вот мы намерены проститься с вами, дорогой Пётр Аникич, или что-нибудь в этом роде»… – подумал он, почтительно вставая.

Но вошла девушка – дочь генерала от первой жены, приехавшая недавно из института, худенькая и беловолосая, с газетой в руке.

Он низко поклонился. Она сделала реверанс. Лицо у неё было чересчур розовое, скромные глазки.

– Вы, должно быть, сестрица Марка Патрикиевича? – спросил любезно с искательной улыбкой учитель, который ещё в первый раз видел эту девушку.

– Да. Он змея пускает. Сейчас я сама позову его, – сказала она. – Когда maman нет, он всегда балуется, – прибавила она с лёгкой улыбкой и ушла.

Рот Петра Аникича растянулся чуть не до ушей. Жаль, что беседа с девушкой была так непродолжительна. Он смотрел ей вслед, прислушиваясь к шуму её шагов, замиравших вдали.

«Довольно миленькая, – решил он, наконец, и снова сел. – Гм! Значит – пока прочно, не отказывают». Ему нравилось также, что нет генеральши. Нет её, нет и генерала, потому что генеральша молоденькая, и генерал её одну никуда не пускает. Они всегда и всюду вместе. А их нет, значит урок сойдёт благополучно и никто не помешает своим присутствием.

(Пётр Аникич терпеть не мог, когда родители сидят во время урока в классной и слушают, что говорит учитель).

Он успокоился.