«The Story of Muhammad Din» en ruso

Не помню, откуда взялся у меня красный бильярдный шар, старый, полинялый, потрескавшийся и ни на что не пригодный. Он мирно покоился себе в углу моей спальни.

Но вот однажды Имам Дин, степенный и честный индус, совмещавший в лице своем обязанности старшего моего конюха и камердинера, прибирая в спальне и указывая метелкой на этот шар, почтительно обратился ко мне с вопросом: "Вашей милости, вероятно, не нужна эта вещица?"

"Моей милости, — отвечал я, — она совершенно не нужна". "Не понадобилась ли она на что-либо Имаму Дину?" — добавил я, улыбнувшись.

"Лично для меня нет в ней надобности, — проговорил Имам Дин конфузливо. — О нет! Но у меня есть сынишка... маленький... вот такой... Если бы ему позволили поиграть этим шаром, покатать его, это доставило бы ему несказанное удовольствие..."

— Так отдайте ему этот шар, я его дарю ему, и пускай играет им на здоровье.

Имам Дин пренизко поклонился и едва унес шар, как на веранде раздались топанье босых маленьких ножек, радостный детский смех, восклицания и — тук! тук! тук! — катание шара по деревянному полу.

Через несколько дней после этого, я, возвратясь ранее обыкновенного домой от занятий в полковом штабе, заглянул в столовую и увидел в ней крошечное человеческое существо в белой коротенькой рубашке, едва прикрывавшей половину бронзового, немного вздутого брюшка. Существо это, засунув пальчик в рот, медленно двигалось по столовой и с любопытством, совершенно недетским, осматривало мебель и картины. Я начал догадываться, что это сынишка Имама Дина, для которого он выпросил у меня бильярдный шар. Ребенок до того был погружен в созерцание, что и не заметил меня, хотя я простоял в дверях столовой несколько минут. Наконец, я подошел к нему. Он вздрогнул и ахнул, устремив на меня свои большие черные глаза, исполненные и страха и мольбы, и не переставая дрожать. Опасаясь последствий нечаянного испуга в малютке, я сделал большую глупость; — мне следовало обласкать его как-нибудь, а я быстро удалился из столовой. Вслед за мною раздался пронзительный крик. Бедняжка, вероятно, вообразил себе, что я пошел за прутом или плеткой, чтобы его наказать.