«» en ruso

…Она стояла на каминной доске, рядом со старинными часами, была очень хорошо сделана и считала себя лучше всех в кабинете.

Её ближайшим соседом был бронзовый Меркурий; он помещался на мраморном утёсе, в который был вделан циферблат часов. Тут же находился маленький чёртик из папье-маше, гипсовый бюст Гейне и две вазы с высушенными цветами. Все они давно уже стояли на каминной доске, прекрасно знали друг друга и, когда в кабинете никого не было, – вступали в беседу друг с другом. В эту ночь у них не было никакого основания отступать от усвоенной ими привычки…

Как только горничная погасила лампу и ушла, свинья недовольно сказала:

– Фи-и, как я не люблю света!..

– Каждый раз вы с этого начинаете, – заметил ей чёртик из папье-маше.

– Ну так что же? А всё-таки я повторяюсь не так часто, как часы, – возразила свинья.

– Ба! Часы! – воскликнул бюст Гейне. – Вы знаете, господа, ведь они скоро отметят людям наступление нового и последнего в столетии года!..

– Как это важно! – пренебрежительно отозвалась свинья. – Точно они не делают этого каждый год…

– И каждый год есть последний в столетии, – сказал чёртик.

– Так, так! – сказали часы.

– А смешная это привычка у людей – ежегодно в конце декабря воображать, что, пока они существуют на земле, возможно что-нибудь новое, – проговорил бюст Гейне.

– Это вы о чём? – спросила свинья, – она была не из догадливых.

– Да об этом, новом годе…

– Да, да! – воскликнула свинья.

– Люди ленивы – это так! – докторально подтвердила свинья. – Они потому и несчастны, что, ленивы… и потом – ведь они ещё и глупы… А в сущности – так просто быть счастливым!

– Люди ленивы – это так! – докторально подтвердила свинья. – Они потому и несчастны, что, ленивы… и потом – ведь они ещё и глупы… А в сущности – так просто быть счастливым!

Что такое счастье? Довольство собой… и ничто иное…

– О? – воскликнул бюст Гейне. – А знаете, сударыня: тот, кого я изображаю, пожалуй, не согласился бы с вами…

– Ну, уж я не знаю, кого вы там изображаете… полагаю, однако, что всякий должен быть самим собой и – только. И уверена, что если б соловьи захотели быть свиньями, они стали бы смешными, но не лучше.

– Гм! – сказал бюст Гейне, – однако, если б я был только самим собою, то, наверное, не имел бы такой красивой формы… ведь я – просто гипс…

– Это хорошо, что вы скромны и сознаёте свои недостатки, – благосклонно одобрила свинья бюст Гейне. – Но что же мешает вам сделаться свиньёй… если вы недовольны тем, что вы есть?

– Я, право, не думаю, что… это лучше…

– Фу, какой вы… глупый! Уже походить на простую свинью очень приятно, а если кто сравнится со мною, – тот достиг возможного на земле совершенства. Мы, йоркширские свиньи – я ведь йоркширской породы, – вы это знаете?

– О, да! Вы частенько говорите нам о вашей генеалогии…

– Так, так! – сказали часы.

– Мы, йоркширские свиньи, давно уже выработали себе… э… так сказать, проспект жизни… Это очень просто, хотя чрезвычайно умно…

– Вот о чём вы ещё никогда не говорили… – заметил чёртик, усмехаясь.

– Мы, йоркширские свиньи, всегда были такими, какой вы видите меня, – важно говорила фарфоровая свинья. – Это потому, что мы, прежде всего, убеждены в пользе и необходимости хорошего питания. Обмен соков важней обмена мыслей – и – что такое живая, хорошая мысль?