«» en ruso

Господин Хлестаков, безсмертное создание Гоголя, отнюдь не с потолка взят, а с подлиннаго происшествия списан и очень русской натуре сродни.

Однако, как повествует «Русский Архив», дело было несколько иначе, чем в «Ревизоре».

При Николае Павловиче, городничим города Динабурга был отставной капитан мушкетерских полков Благодатный, человек басистый и с гражданами на язык весьма неумеренный. При Благодатном, не считая двух взрослых дочерей и супруги, имели постоянное пребывание племянницы женщины, свояченицы и прочий родственный женский пол.

По крепостному положению Динабурга, в городе располагался также артиллерийский гарнизон и артиллерийские дамы обильно увеличивали слабую, но прекрасную половину Динабурга. – С артиллерийскаго поручика, по фамилии Харчевский, история и началась.

Человек холостой – гитара, трубка, да бисерный кисет все достояние – стоял поручик Харчевский почти на самом форштаде.

В грустном сумраке майскаго вечера, сидел однажды поручик на скамье перед домом и, витая в эмпиреях, покуривал крепкий Жукова табак.

Вдруг запылила дорога и прямиками к нему, растерянно и поспешно, направилась молодая дама в дорожном люстриновом платье, с шалью и ридикюлем в руках.

– Вы, вы – подступила дама к поручику. – Ваша фамилия?

– Харчевский.

– Харчевский? О, как я рада… Дорогой родственник, меня зовут Ванда Харчевская, я приехала к вам из столицы.

– Честным словом вас уверяю, у меня в Петербурге никогда и никаких родственников не водилось.

– Нет, вы забыли, – водилось… Я Ванда… Со мной несчастье, я выехала на долгих, между Островом и Динабургом, ночью, меня ограбил извощик… Паспорт, вещи – все… помогите! Господи!

Через десять минут весь динабургский гарнизон, полицейское управление, жандармерия и даже пожарный обоз были поставлены на ноги. Безчувственную путешественницу на руках отнесли в дом городничаго.

Через десять минут весь динабургский гарнизон, полицейское управление, жандармерия и даже пожарный обоз были поставлены на ноги. Безчувственную путешественницу на руках отнесли в дом городничаго.

Дамы артиллерийския и дамы просто прыскали Ванде в лицо недавно привезенным из-за границы о-де-колоном. Она пришла в себя.

Городничий, потирая жесточайший свой еж, осведомился по возможности мягко, октавой из желудка:

– Сударыня, какими судьбами вы здесь? Поручик Харчевский объявляет, что никогда вас не видел.

– Да, он прав. Он мне не родственник… Я круглая сирота, я…

Незнакомка обвела всех глазами. Собрание насторожилось.

– Я дочь высокаго вельможи.

– А-ах! – невольно вздохнули дамы.

А путешественница, сидя на том самом плотном диване, под круглым, засиженным мухами, зеркалом, где городничий, после обеда, любил задавить Храповицкаго, – разрыдалась, прикрыв руками лицо.

– Утешьтесь, сударыня – по медвежьи шаркнул ногой городничий. Во рту у него пересохло. – «Ого, подумал он. «Дочь важнаго вельможи. Этак, пожалуй, угодишь в столичные пристава, а то и повыше».

И видели все, как городничий сложил обритыя губы сладким сердечком и чмокнул госпоже Ванде ручку. Тоже проделали все городничевы свояченицы, а также и офицеры, особенно холостые. А городничий сказал:

– Вы попали к добрым людям, ваше превосходительство, ваше сиятельство, ваше высоче…

Городничий во время зажал рот ладонью и печально вытянув лицо, почтительно поклонился —

– Кто вы, откройтесь…

– Я все открою, я… меня увез гувернер-англичанин и бросил… Я дочь министра двора князя Шаховскаго.

Дамы вздрогнули, офицеры встали, шпоры зазвякали. Наступило молчание, но штабс-капитан Слинак, известный в гарнизоне острый язык и вряд ли не скрытый карбонарий, нарушил торжественность минуты своим зловредным кашлем —

– Кхе, кхе… Но насколько мне ведомо, министра двора из князей Шаховских в империи никогда не бывало.

Незнакомка при этих грубых словах вновь зарыдала, дамы замахали на своих Марсов руками:

– Подите скорее, бедняжка в конец смущена…