«» in Russian

Вот уже два года с лишком, как длится борьба на Востоке…

Все народности, исповедующие православную веру, одна за другой вовлеклись в нее. Ничтожное, по-видимому, восстание нескольких сел глухой Герцеговины было той искрой, которой на этот раз было суждено зажечь исполинский пожар, разлившийся от берегов Дуная до истоков Евфрата, до Нила и Дарданелл. Безземельные босняки, угнетенные беями черногорцы, сербы, мирные и покорные туркам болгары, даже молдо-валахи, столько веков не обнажавшие оружия, все друг за другом подчинились общему движению, долженствующему, вероятно, положить конец мусульманскому владычеству по сю сторону Босфора.

Только одни греки до сей поры медлят, выжидают, колеблются…

Наконец, восстали критяне… Опять все те же мужественные критяне, которые ровно десять лет тому назад уже обагряли своею благородною кровью священную почву своего романтического, прекрасного острова Эти критяне, бившиеся так долго и так самоотверженно за свою свободу в шестидесятых годах, были первыми из христиан Востока, которые научили русское общество принимать живое участие в судьбе православных народностей, стремящихся освободиться от иноверной власти… До критского восстания интересы и стремления восточных христиан были знакомы и понятны только тесному кругу государственных наших людей и очень немногочисленным ученым и публицистам, понимавшим все великое значение православно-восточных дел для нашей неудержимо развивающейся жизни.

Наконец, восстали критяне… Опять все те же мужественные критяне, которые ровно десять лет тому назад уже обагряли своею благородною кровью священную почву своего романтического, прекрасного острова Эти критяне, бившиеся так долго и так самоотверженно за свою свободу в шестидесятых годах, были первыми из христиан Востока, которые научили русское общество принимать живое участие в судьбе православных народностей, стремящихся освободиться от иноверной власти… До критского восстания интересы и стремления восточных христиан были знакомы и понятны только тесному кругу государственных наших людей и очень немногочисленным ученым и публицистам, понимавшим все великое значение православно-восточных дел для нашей неудержимо развивающейся жизни.

Даже славянофилы прежнего духа, при всех несомненных талантах и заслугах их, не совсем правильно иногда смотрели на важность всех этих исторически столь кровно близких нам, но географически столь отдаленных дел. Они увлекались, к сожалению, каким-то мечтательным, либеральным славизмом, лишенным реальной почвы.

Были и люди вовсе другого направления, которые, забывая о том, что в Турции живут не одни славяне, но и другие православные народы, равно дорогие и близкие нам, румыны, православные сербы, почти православные армяне, греки, владеющие столькими святынями нашей веры, Иерусалимом, Св. Афонской Горой, Синаем и четырьмя Патриаршими Престолами, – называли Восточный вопрос вопросом славянским.

Нет! Восточный вопрос есть вопрос именно Восточный, а не славянский только…

Не следует низводить это исполинское дело на степень просто племенного вопроса. Политика России (такова судьба ее) не была и не. должна быть грубо племенной, односторонней. Племенная политика была бы действием только разрушительным; политика всевосточная, православная есть истинная национальная политика наша, достойная нашего мирового величия…

Что такое племя, само по себе взятое, без идеи, – в одно и то же время отвлеченной по бескорыстию своему и реально воплощаемой, в жизни, в быте этого племени? Что такое племя без подобной идеи, по мере сил строго проводимой в жизнь?

Что такое славянство – без Православия!.. Плоть – без духа! Груда неорганическая – без плана и цемента… легко дробимая тяжким молотом истории…

Слава Богу, у нас Церковь и свобода, нация и православие не антитезы, осужденные на убийственную и печальную борьбу…