«» in Russian

– Что-с? Вы говорите – нужны поводы? А скетинг-ринг, разве это повод, по-вашему?

– Позвольте, позвольте, почтеннейший… Мы с вами говорим про разное. В законе ясно указано пять поводов, влекущих за собою развод. Пункт первый: безвестное отсутствие одного из супругов. Это, кажется, вам не подходит?

– Совершенно верно. И я и жена с самого дня свадьбы не разлучаемся.

– Хорошо. Дальше. Неспособность одного из супругов к брачному сожительству…

– Куда там! Четверо детей – трое мальчишек и одна девочка. Чудесные ребятишки, я вам скажу.

– Очень приятно. Теперь: сумасшествие, заразительная болезнь, политическая смерть…

– Нет, нет. Все в полном порядке.

– Наконец: явно доказанное прелюбодеяние одной из сторон. Подходит?

– Ничуть. Живем, как дай бог всякому. Да, все это пустяки. Главное – скетинг-ринг.

– Простите. Не понимаю.

– Я и сам вижу, что вы не понимаете. Вы только не перебивайте меня, дайте я все по порядку. А то вы меня этими вашими юридическими тонкостями совсем замутите.

– Я весь внимание.

– Ну, так вот… С чего бы начать?.. Женат я, видите ли, пятнадцать лет. Есть у меня состояньице, не так чтобы уж очень большое, но, можно сказать, кругленькое. Веду я большие дела с хлопком, керосином и углем, по Волге мои пароходишки бегают, в двух банках я член правления, и так далее. Жить можно. Именьишко есть в Крыму да десятин тысячи полторы в Пензенской губернии. На дела, нечего бога гневить, не пожалуюсь.

– Что же лучше? Дай бог всякому.

– И семьей не обижен. Дети… тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить… растут веселенькие, крепенькие, как яблочки. Жена – красавица первый сорт, помощница в делах, чудесная мать, отличная супруга, правил самых честных.

– И великолепно! На кой же черт, с позволения сказать, вам думать о разводе?

– Постойте же, постойте же. В жене-то именно вся и причина. Понимаете… дайте-ка ухо… слабость у нее.

– Ай-ай-ай! Какая жалость… Неужели наследственное?

– Позвольте, да вы про что?

– Фу-ты, господи. Скажете тоже, типун вам на язык! Ничего подобного. Видите ли: модница она у меня. И это уже не только слабость, а прямо скажу – болезнь… Если бы вы только знали, чего я, великомученик, от нее не натерпелся!.. Нет, благодарю вас… воды не нужно… простите… я сам… Я понимаю, какое это гнусное зрелище, когда плачет подобный мне гиппопотам… я сейчас оправлюсь… ну, вот и готово… еще раз прошу прощения.

– Фу-ты, господи. Скажете тоже, типун вам на язык! Ничего подобного. Видите ли: модница она у меня. И это уже не только слабость, а прямо скажу – болезнь… Если бы вы только знали, чего я, великомученик, от нее не натерпелся!.. Нет, благодарю вас… воды не нужно… простите… я сам… Я понимаю, какое это гнусное зрелище, когда плачет подобный мне гиппопотам… я сейчас оправлюсь… ну, вот и готово… еще раз прошу прощения.

И хоть бы она только франтила! Сделайте милость, сколько угодно. И покойник Ворт, и Редферн, и Пакэн – все к ее услугам. Мне бы даже лестно было это. В наших делах жена – вывеска мужа. Но нет. У нее, видите, особое щегольство – на честолюбивой, так сказать, подкладке… Хочется ей во что бы то ни стало иметь салон, и при этом самый модный… Этакая, понимаете ли, мадам Рекамье… Господи, чего мы только не проделали за наши пятнадцать лет замужества! Был у нас салон народнический, салон революционный, салон социал-демократический, салон кадетский, салон аристократический, салон национальный и салон декадентский. Ей-богу, всего и не упомню. Когда-то было время, что у нас в красном углу висел мужицкий лапоть из березового лыка и самая настоящая подоплека. Во время другого периода лезу я как-то рукой под кровать и – что за черт, думаю, как тяжело! Тяну – оказывается бомба. Помню также, ходили к нам этакие молодые люди, в синих косоворотках и смазных сапогах. Поедали ужасающее количество булок с вареной колбасой, выпивали десятки самоваров чая (это уж нарочно такой стиль завела), кричали друг на друга, как бешеные, и такие слова заворачивали, что я ровно ничего не понимал. Потом вдруг появились смокинги, цветы в петлицах, помещичьи затылки, дворянские зады, кадыки и животы, приятные баритоны с хрипотцой…

Но – салон – этого мало. Жена требовала, чтобы мы непременно шли в уровень с модою и во всех других статьях. Чайная колбаса – колбасой, но на жене шитье по самой новейшей парижской моде, а на мне последний крик английского шика. Под кроватью бомба, а все-таки мы должны предаваться самому модному спорту. Противоречие? Нелепость? Согласен. Но на какую глупость не отважишься, когда любишь, я вас спрашиваю?