«» in Russian

В один из прекрасных июльских вечеров 1315 года Гюи Бертран, славный церопластик, недавно приехавший в Тулузу, сидел задумчиво подле открытого окна в своей рабочей (комнате). Он жил против самого портала церкви св. Доминика. Заходящее солнце освещало еще вершину башни. Гюи Бертран смотрел на эту вершину. Тень поднималась выше и выше по туреллам, лицо его более и более омрачалось, и казалось, что все надежды его уносились вместе с исчезающими лучами солнца на башне.

Он имел все право предаваться отчаянию: кроме тайного горя, которое отражалось во всех чертах его, искусство, доставлявшее ему пропитание, было запрещено под смертною казнию после суда над шамбеланом Франции Энгерраном Мариньи, его женою и сестрою, обвиненных в чаровании короля Людовика X.

– Вот последнее достояние! – проговорил Гюи Бертран, вынув из кармана серебряную монету и хлопнув ею по косяку окошка. – Жена придет за деньгами на расход… я отдам ей все, что имею, а она скажет: этого мало!.. Завтра голодная жена и дети будут просить милостыню, а я буду пропитаться на счет моих заимодавцев в тюрьме Капитула!

И с этими словами Гюи Бертран схватил лежавший на окне резец и вонзил его глубоко в дерево. В эту самую минуту кто-то постучал у дверей.

– Вот она! – произнес Гюи Бертран, вставая с места и отдергивая задвижку.

Но вместо жены вошел неизвестный человек в широком плаще, бледный, худощавый, высокий, с впалыми глазами.

– Гюи Бертран?

– Так точно. Неизвестный, входя в рабочую, припер за собою дверь.

– Угодно вам принять на себя работу?

– Очень охотно приму… разумеется, скульптурную.

– Восковую? Не могу! – и Гюи Бертран, осмотрев с ног до головы неизвестного, невольно содрогнулся.

– Восковую? Не могу! – и Гюи Бертран, осмотрев с ног до головы неизвестного, невольно содрогнулся.

– Вы, может быть, думаете, что я фискал инквизиции, ищу вашей погибели? Нет! Впрочем, я найду другого церопластика, который будет снисходительнее… Неизвестный взял под плащ портрет и хотел идти.

– Позвольте… Если вы мне скажете, для какого употребления заказываете…

– Вот прекрасный вопрос!

– Но… вы знаете, что можно сделать злое употребление…

– О конечно, из всего можно сделать злое употребление; однако же, покупая железо, не давать же клятвы, что оно не будет употреблено на кинжал. Впрочем, будьте покойны: это для коллекции фамильной. Угодно взять? Гюи Бертран думал.

– Извольте отвечать скорее!

– Берусь… но… мне не дешево станет эта работа… и вам также.

– Насчет этого не беспокойтесь: вот вам в задаток… здесь в кошельке двадцать луидоров. Через неделю должно быть готово… только сходство разительное…

– Можете положиться… Неизвестный удалился.

Гюи Бертран запер двери, спрятал портрет в шкаф, бросил кошелек на стол и сел снова подле окна в раздумье. Вскоре вошла жена его.

– У тебя, Гюи, кто-то был? Не для заказов ли?

– Да! – ответил Бертран.

– Слава Богу!

– Да! – отвечал Бертран.

– Это что такое?

– Деньги.

– Слава Богу, – повторила жена, – двадцать луидоров!.. Это все твои?

– Да! – отвечал Бертран.

– Я возьму на расход?

– Возьми.

– Ты, верно, обдумываешь заказанную работу?.. Я не буду тебе мешать.

Она вышла, а Гюи Бертран просидел до полуночи перед окном.

На другой день рано утром Гюи Бертран вошел в свою рабочую, вынул портрет, поставил его на станок и, заложив руки назад, стал ходить из угла в угол.

– Какое очаровательное существо! – сказал он, смотря на портрет. – Так же хороша была и дочь моя! Где ты теперь, неблагодарная Вероника!

У него хлынули из глаз слезы. Он закрыл лицо руками и отошел от портрета, сел подле окна в безмолвии…