«» in Russian

Великая вещь дружба. И тем более она драгоценна, что становится в наше время редчайшим явлением.

Ужасна измена друга. Еще страшнее смерть его. Но неизмеримо горше, когда вернейшего и любимейшего друга выкрадут из вашего сердца, как часы из жилетного кармана. Надо ли говорить, что в этой тяжелой утрате роль похитителя всегда принадлежит женщине? Мы, мужчины, не только охотно терпим жениных подруг девичества, но даже дарим приязнью ее бывших поклонников. Женщина же скорее простит мужу его холостые романишки, чем потерпит в своем доме самого великодушного друга его молодости.

Так вот и я навсегда и безнадежно потерял заветного дружка, Мишеньку Говоркова. Он исчез, погиб, выветрился, выдохся на моих глазах… А надо сказать, что был он самым убежденным холостяком, врагом семейной изнеженности нравов, свободолюбцем, человеком крупного таланта, железной воли и стальных нервов… Погубил его Большой Фонтан, полудачное, полукурортное приморское местечко под Одессой. О, если бы я мог предвидеть, что он, мощный северянин, не устоит перед колдовской отравой одесского большефонтанского юга! Я сумел бы отклонить, устранить беду. Но – увы! – наше человеческое предвиденье будущего, к несчастию, так еще ограниченно…

Дьявольская зараза пришла как раз в начале лета, в период цветения белой акации. Надо сказать, что на юге цветы ничем не пахнут или, вернее, пахнут не тем, чем следует. В запахе сирени чувствуется примесь бензина и пыли, резеда отдает нюхательным табаком, левкой – капустой, жасмин – навозом. Одни розы благоухают так же, как и во всем мире. Но их мы трогать не будем: они царственно милостивы и недоступны. Белая акация – цветок колдовской, коварный и злобный.

Однако назавтра совсем другое впечатление. Вы чувствуете, что весь Большой Фонтан, повинуясь дурацкой моде, продушен теми сладкими, крепкими, терпкими теперешними духами, от которых хочется чихать и от которых в самом деле вертят носом и чихают чуткие собаки. На следующий день пахнет уже не духами, а противными дешевыми, пахучими конфетами или тем ужасным душистым мылом, запах которого на руках не выветривается в течение недели.

Однако назавтра совсем другое впечатление. Вы чувствуете, что весь Большой Фонтан, повинуясь дурацкой моде, продушен теми сладкими, крепкими, терпкими теперешними духами, от которых хочется чихать и от которых в самом деле вертят носом и чихают чуткие собаки. На следующий день пахнет уже не духами, а противными дешевыми, пахучими конфетами или тем ужасным душистым мылом, запах которого на руках не выветривается в течение недели.

Еще через день северянин начинает злобно ненавидеть белую акацию. Ее белые висячие гроздья повсюду: в садах, на улицах, в парках, в домах и в ресторанах; они вплетены в гривы извозчичьих лошадей, воткнуты в петлицы мужчин, пришпилены к женским волосам и бедрам, украшают вагоны трамваев, привязаны к собачьим ошейникам.

Нигде нет спасения от одуряющего цветка и от его возбуждающего, наркотического действия. Все Фонтаны – Малый, Средний и Большой – охвачены на несколько недель повальным безумием, одержимы какой-то чудовищной эпидемией любовной горячки.

Таково свойство этого дьявольского растения!

Влюблены положительно все: люди, животные, насекомые, деревья, травы. И, кажется, даже неодушевленные предметы; влюблены юноши и девушки, отцы города и матроны, старики и старухи, отроки и отроковицы, хлебные маклеры, «бурженники» и лапетутники (две загадочные профессии, известные лишь в Одессе); реалисты и гимназистки, телефонистки и телеграфисты; городовые, горничные, солдаты, приказчики, биржевые зайцы, проститутки, чистильщики сапог, булочники, кельнерши, капитаны кораблей, рестораторы, газетчики, торговки и даже педагоги. Какая-то неисследованная зараза, какой-то таинственный микроб заключается в аромате белой акации.

На коренных жителей эта болезнь действует сравнительно умеренно: так же, как на природных жителей Кавказа слабо отражается болотная лихорадка. Но свежему, приезжему северянину цветы белой акации несут преждевременную гибель.

Так случилось и с Мишенькой.

Он нанял комнату на даче Обутченко на Большом Фонтане, неподалеку от моря. У его окон росла акация: ее перистые ветви лезли в открытые окна, а ее белые цветы, похожие на белых мотыльков, сомкнувших поднятые крылья, сыпались ему на пол, на кровать и в чай.